О знаменитости

Архимандрит Фотий: биография

Полтора года, проведённые Фотием в Юрьевском монастыре, были временем, когда его авторитет укрепился незыблемо. Когда, вызванный в феврале 1824 года, Фотий явился в Петербург, он уже не стеснялся выставлять себя каким-то воинствующим орудием Промысла, определенным на поражение духов злобы, изрекал загадочные тирады, говорил о своих видениях и снабжал представителей высшего общества широковещательными посланиями. Два таких послания, в которых заключались намеки на какую-то тайну, были доставлены и государю. В результате Фотий добился того, что он 20 апреля был приглашён явиться в кабинет государя тайно, с секретного входа, и беседовал с ним три часа. После этого Фотий порвал всякие сношения с Голицыным, даже предал его анафеме, обзывая духовным Наполеоном и не стесняясь всем о том рассказывать и даже писать государю. Устранив себя от вмешательства в дела веры и принимая Фотия за истинного выразителя взглядов церковной иерархии, государь оставил безнаказанной самовольную анафему и отстранил князя Голицына от управления министерством духовных дел и народного просвещения (15 мая 1824 года), но сохранил за ним министерство почт.

Как ни старалась враждебная Голицыну партия, имевшая во главе Алексея Аракчеева и выставлявшая своим передовым бойцом Фотия, всё же она окончательно погубить Голицына не могла. Тогда её усилия были направлены на устранение сподвижников Голицына и на уничтожение результатов того направления, представителем которого был Голицын. Ожесточенная борьба шла против Библейского общества; предполагалось преобразование духовных училищ, запрещены были некоторые книги, прежде одобренные, между прочим, катехизисы, составленные митрополитом Филаретом. Фотий, сильно поддерживаемый Аракчеевым и митрополитом Серафимом, окруженный лестью своих приверженцев, представлял государю благосклонно принимаемые «хартии», в которых писал о «тайне беззакония», о «заговоре под звериным апокалипсическим числом 666», о влиянии Англии, о революции, имеющей быть в 1836 году, и т. п. Все апокалипсические тайны и речения в записках Фотия сводились обыкновенно к тому, что «непременно и немедленно нужно ныне выслать из столицы, некоторых навсегда, по плану, прежде поданному». Этот прежде поданный план, заключавший в себе ясный только одному автору смысл, оставался без выполнения, как и все советы Фотия, удручающим образом действуя на государя и еще более увеличивая и без того свойственное ему в последние годы его жизни мрачное настроение.

С воцарением Николая I положение Фотия резко изменилось. Государь дозволил ему писать в собственные руки о чём угодно, но, не допуская криводушия и не любя неясности, исключил Фотия из среды близких к престолу лиц. Фотий должен был отказаться от роли вещателя тайн, пророка государева, спасателя церкви и отечества и стать в ряды ординарных архимандритов-настоятелей; после «дел великих и необычайных» ему опять пришлось ведаться с несогласиями, недовольством и неповиновением монастырской братии. Привыкнуть к этому было нелегко, и вся последующая жизнь Фотия представляет собой непрерывный ряд различных странностей и неожиданностей, давших повод митрополиту Серафиму выразиться о нём, что «не сносить ему головы своей, ежели нрава своего не переменит».

Скончался после продолжительной болезни 26 февраля 1838 года на руках своей духовной дочери графини Орловой-Чесменской; был похоронен в заранее приготовленном им для себя гробе, в Юрьевском монастыре (в усыпальнице в подземной церкви Похвалы Богородицы). В 1848 году в этом же склепе похоронили его духовную дочь Анну Орлову. В 1930-е годы захоронения архимандрита Фотия и Анны Орловой были вскрыты и извлечены из склепа.. После вскрытия захоронения останки Фотия и Анны были перенесены верующими к новгородской церкви Благовещения в Аркажах и погребены в общей могиле рядом с южной апсидой.

Мнения о нём и его трудах

Необычайные отношения к императору Александру I, соединенные с некоторой таинственностью постоянные речи о ниспровержении «врага церкви» (диавола в лице «сектантов»), об особом избрании, о видениях и откровениях, витийственный склад речи, широкая благотворительность на средства графини Орловой, наконец, бесспорный аскетизм, молитвы, бдения, вериги, воздержание, непоколебимая преданность «делу церкви» — всё это было причиной того, что в Новгороде и его окрестностях среди простого народа, а также в значительной части петербургского общества и во многих других местностях России Фотий считался праведником, «святителем», избранником Провидения. После него осталось в Юрьевском монастыре множество рукописей, заключающих в себе его автобиографию, проповеди, письма и разного рода материалы.

Его проповеди отличаются сильным чувством веры, но чрезвычайно витиеватый слог делает их маловразумительными. Этим недостатком страдают и все другие его писания. В «Автобиографии», напечатанной в журнале «Русская старинае» (1894—1896) и представляющей смесь житийного жанра с исторической монографией, Фотий, кроме весьма подробного повествования о разных переменах в своей жизни, высказывает свой взгляд на современное ему положение церкви, государства, общества, духовенства, входит в оценку преобладавшего в то время в обществе мировоззрения наиболее видных деятелей и т. п. Воззрения его чрезвычайно односторонни и пропитаны нетерпимостью, как и его суждения о лицах. Письма его заключают в себе значительную дозу лести по отношению к адресатам.

В художественной литературе

Эпиграммы А. С. Пушкина:

«Полу-фанатик, полу-плут; // Ему орудием духовным // Проклятье, меч, и крест, и кнут. // Пошли нам, господи, греховным // Поменьше пастырей таких, — // Полу-благих, полу-святых»;
«Благочестивая жена // Душою Богу предана, // А грешной плотию // Архимандриту Фотию»;
«Внимай, что я тебе вещаю: // — Я телом евнух, муж душой, // — Но что-ж ты делаешь со мной? // — Я тело в душу превращаю» (диалог графини Анны Орловой и архимандрита Фотия).

Последние две эпиграммы, основанные на слухах о плотской связи Фотия и его духовной дочери Анны Орловой, по мнению Бориса Башилова, необоснованно приписываются Пушкину и отсутствуют в пушкинских оригиналах.