Слава герцогу!

Двоюродный брат кардинала Борджиа, вице-король Неаполя и третий герцог Осуна, Педро Тельес-Хирон, слыл скандалистом, дуэлянтом и эпатажником. Не чужд был герцогу и интерес к слабому полу. Он обожал ездить по вверенному ему королевству, тем более что подобные променады способствовали легким интрижкам. Несмотря на безудержную задиристость, герцога порой одолевала меланхолия, тяга к прекрасному и приступы доброты. В результате этих приступов он вошел в историю в основном как покровитель испанской культуры, но даже высокие чувства Педро Тельес-Хирона проявлялись довольно странным образом.

Летом 1617 года герцог прибыл в порт Барселона и уже на второй день своего визита возжелал прокатиться на галере в окружении дам. Погрузившись на галеру вместе со своей свитой, он дал приказ к отплытию, а во время морской прогулки в голову герцога вдруг пришла оригинальная идея. Он подозвал к себе капитана и спросил:

– Я правильно понимаю, что это судно приводится в движение людьми, сидящими внизу, под настилом?

– Совершенно верно, ваше высочество! Под палубой находятся каторжники, которые гребут веслами.

– Неужели? – удивился герцог. – Нас движут каторжники?

– Разумеется, ваше высочество, – удивился в свою очередь капитан.

В принципе, короли и герцоги всегда могут сделать то, что не по карману или не по чину простому смертному. А потому нет ничего особенно странного в следующих словах Педро Тельес-Хирона.

– И что же – все они действительно виновны? Не найдется и двух-трех честных людей, которых можно немедленно помиловать?

Придворные и дамы, окружающие герцога, восхищенно зашумели, и благодетель приказал:

– Приводите мне их сюда по очереди, для допроса. Я желаю сам разобраться в степени вины этих несчастных.

Спорить с герцогом было себе дороже, да и бесполезно, а потому капитан велел отстегивать каторжников по одному и препровождать на верхнюю палубу. Уже через несколько минут перед вице-королем Неаполя стоял первый из них.

– За что тебя осудили? – участливо осведомился Педро Тельес-Хирон.

– О, ваше высочество! – рухнул на колени человек в лохмотьях. – Я ни в чем не виноват! Но муж одной благородной дамы заявил, что я лазил к ней в окно! Он подкупил судью и засадил меня на десять лет галер!

– Боже мой, какая несправедливость! – закатил глаза герцог. – Я обязательно разберусь с этим делом. – И он взмахнул платочком: – Следующего!

Таким образом за время поездки перед Педро Тельес-Хироном перебывали все гребцы галеры. И конечно же абсолютно все они оказались ни в чем не повинными. Один резал овощи, когда жена поскользнулась и упала прямо на нож. Другого предал лучший друг, подставив вместо себя под суд. Третьего просто оболгали лжесвидетели, утверждая, что именно он обобрал их до нитки на большой дороге. Словом, сколько гребцов – столько и историй.

Герцог выслушал каждого и каждому пообещал пересмотреть несправедливые приговоры. Но последний каторжанин, то ли от большого ума, то ли по глупости, на вопрос о своих преступлениях вздохнул и ответил:

– Я, ваше высочество, страдаю за собственную дурь. А в оправдание могу сказать лишь то, что был голоден, а потому срезал у купца кошель и в харчевне наелся до отвала. Заодно накормил таких же, как я, бедолаг. Когда меня взяли стражники, кошель купца уж давно опустел, и судья совершенно справедливо отправил меня сюда отбывать наказание…

Свита герцога ахнула – наконец-то перед ними стоял настоящий преступник, осужденный на каторгу правильно и законно! Сам Педро Тельес-Хирон надолго задумался. Хмурился, перебирал кружева на камзоле и наконец вынес воистину соломоново решение:

– Капитан! Я буду заниматься судьбой этих несчастных каторжников, что сейчас гребут под нашими ногами. Но вот этот человек – настоящий преступник, укравший деньги у честного купца! Он вполне может развратить своих невинных товарищей по каторге, испортить их, передать им гнусные пороки! А потому его необходимо отделить от гребцов, а по прибытию в порт убрать с корабля.