Биография
Ранние годы и признание
Равджа родился в 1803 году в бедной семье в Гоби-Мергеновском хошуне Тушэту-ханского аймака (совр. сомон Хувсгел аймака Дорноговь). Рано лишившись матери, вместе с отцом, жил на подаяние; с ранних лет проявлял склонности к музыке. В 1809 году помощник убитого цинскими властями ньингмапинского хубилгана Догшин-нойон-хутухты IV, отыскав мальчика, объявил его следующим воплощением своего учителя. Поскольку со времени убийства этого хубилгана его линия перерождений оказалась во цинской Монголии под запретом, официальной церемонии признания не состоялось. В силу этого отец решил отдать его в монастырь Онгийн-хийд в ученичество к ламе Ишлхундэву Ринпоче, где он получил имя Лувсанданзанравжа. Во время учёбы в монастыре мальчик блестяще и разносторонне показал себя, был представлен Богдо-гэгэну IV в Урге и в 1811 году был гласно признан Ишлхундэвом под именем Ашваа-гэгэн. Лишь после вмешательства в конфликт вокруг одиозного хубилгана Далай-ламы X маньчжуры позволили Равдже носить свой подлинный титул.
Основание образовательных институций
После окончания в 1820 году курса традиционного буддийского образования Равджа основал на г. Галбын три монастыря — Хамарын, Чойлогийн и Бурдэний, ставшие средоточиями культуры, искусства и образования, а в 1840-х годах — Улан-Сахиусны, Цаган-Толгойн и Дэмчигийн. Особое внимание Данзанравжа уделял Хамрын-хийду, в котором помимо строений, стандартных для монгольского буддийского монастыря, в 1830 году организовал театр, — «Дацан воспевания житий» (монг. Намтар дуулах дацан), и при нём — гастролирующую труппу, общественную библиотеку, музей — т. н. «выставочный храм» «Гиваадин Равжаалин», а также и подобие начальной общеобразовательной школы для детей — беспрецедентные начинания в дореволюционной Монголии.
Его школа — т. н. «Детский дацан» (монг. х??хдийн дацан) представляла возможность способным детям, как мальчикам, так и девочкам, вне зависимости от их сословного положения овладевать материалами светской образовательной программы — тибетской и монгольской литературой, математикой, естествознанием и историей. Наиболее талантливых приглашали в театральные труппы, ставившую «Лунную кукушку» и другие пьесы Равджи, в качестве актёров, певцов, костюмеров и декораторов, а также учителями в саму школу. Пьесы представляли собой сочетание песен, танца и рассказа в комедийном и мелодраматическом жанрах; с ними порядка 300 артистов гастролировало по Гоби. Также выпускники школы получали заверенное печатью свидетельство об образовании, и гонорары за выступления. Пьесы ставились нелегально, так как театр во Внешней Монголии был маньчжурами запрещён; полное же представление «Лунной кукушки» занимало 10 дней.
Основанный в 1840 году «выставочный храм»-музей располагал десятитысячным фондом экспонатов, представлявших собой личные художественные работы-танка и вещи Равджи, подарки ему со стороны феодалов и чиновников, а также разнообразные любопытные вещи, собранные Равджой во время его многочисленных путешествий. В публичной библиотеке посетители могли послушать штатных чтецов, специально декламирующих книги вслух.
Литературное наследие
Сам Равджа сочинял на монгольском и тибетском языках, создав в общей сложности 300 стихотворений и более сотни песен. Среди известнейших его стихотворных произведений, некоторые из которых остаются любимыми народом и по сей день — «Знаки совершенства» (Yлэмжийн чанар), «Потеплело» (Урьхан хонгор), «Неделимая душа» (Салж ядах сэтгэл), «Наказ вселенной» (Ерт?нц авхайн жам), «Как не стыдно!» (Ичиг ичиг) и другие. Помимо стихосложения, Равджа оставил множество буддийских философских трактатов и сочинений.
Песни, стихи и наставления Равджи характерны своей неприкрытой критикой современного ему общества цинской Монголии. Выходец из простонародья, Равджа не мог спокойно смотреть на окружавшее его лицемерие, разоблачая тех, кто «помогает себе, не помогая другим и критикует других, не критикуя себя», а также всякую видимую им личину невежества и двуличия, и высмеивая их. При этом социальная сатира и критицизм Равджи были пропитаны духом буддийского учения о преходящности, понимание которого он продемонстрировал ещё ребёнком, сочинив экспромт в тот момент, когда в дымовое отверстие юрты, в которой он находился, внезапно полил дождь:
