Алексей Николаевич Плещеев: биография
В. Н. Майков был одним из первых, кто причислил Плещеева к последователям Лермонтова. Впоследствии об этом писали и современные исследователи: В. Жданов отмечал, что Плещеев в каком-то смысле «перенял эстафету» у Лермонтова, одно из последних стихотворений которого повествовало о судьбе пушкинского пророка, пустившегося обходить «моря и земли» («Провозглашать я стал любви / И правды чистые ученья: / В меня все ближние мои / Бросали бешено каменья…»). Одним из первых опубликованных стихотворений Плещеева была «Дума», обличавшее равнодушие общественности «к добру и злу», созвучное лермонтовской теме («Увы, отвержен он! Толпа в его словах / Учения любви и правды не находит…»).
Тема поэта-пророка, заимствованная у Лермонтова, стала лейтмотивом плещеевской лирики, выражая «взгляд на роль поэта как вождя и учителя, а на искусство — как на средство переустройства общества». Поэма «Сон», повторявшая сюжет пушкинского «Пророка» (сон в пустыне, явление богини, превращение в пророка), согласно В. Жданову, «позволяет говорить о том, что Плещеев не только повторял мотивы своих гениальных предшественников, но пытался дать свою трактовку темы. Он стремился продолжить Лермонтова, как Лермонтов продолжил Пушкина». Плещеевский пророк, которого ждут «камни, цепи, тюрьма», вдохновленный идеей правды, идет к людям («Мой падший дух восстал… и угнетенным вновь / Я возвещать пошел свободу и любовь…»). Из пушкинского и лермонтовского источников происходит и тема личного, семейного счастья, развернутая в поэзии петрашевцев, а в творчестве Плещеева получившая новую трактовку: как тема трагедии брака, разбивающего любовь («Бая»), как проповедь любви «разумной», основанной на сходстве взглядов и убеждений («Мы близки друг другу… Я знаю, но чужды по духу…»).
Критики отмечали, что по характеру и роду своей поэтической деятельности Плещеев в 1860-е годы был ближе всего к Н. П. Огарёву. На этом творческом «родстве» настаивал и он сам. 20 января 1883 года поэт писал С. Я. Надсону, что П. И. Вейнберг в докладе о нём «отлично подошел к теме, соединив меня в своей характеристике с Огаревым». Пейзажная и пейзажно-философская лирика Плещеева рассматривалась критиками как «интересная», но рассудочная и во многом вторичная, в частности, по отношению к творчеству А. А. Фета.
Уже исследователями XX века отмечалось, что насаждавшееся либеральной прессой представление о Плещееве как о «поэте 40-х годов», пережившем своё время, или некрасовском эпигоне во многом мотивировалось политическими интригами, желанием принизить авторитет потенциально опасного, оппозиционного автора. Биограф Н. Банников отмечал, что поэтическое творчество Плещеева развивалось; в поздних его стихах стало меньше романтической патетики, больше — с одной стороны, созерцательности и философских размышлений, с другой — сатирических мотивов («Мой знакомый», «Счастливец»). Вполне самостоятельную ценность имели такие протестные произведения поэта, как «Честные люди, дорогой тернистою…», «Жаль мне тех, чья гибнет сила»; стихи, высмеивавшие деградировавших в своей пассивной «оппозиционности» «лишних людей» (стихотворная новелла «Она и он», стихотворение «Дети века всё больные…», 1858).
«Посвящение»
Домчатся ль к вам знакомых песен звуки,
Друзья моих погибших юных лет?
И братский ваш услышу ль я привет?
Все те же ль вы, что были до разлуки?...
Быть может, мне иных не досчитаться!
А те - в чужой, далекой стороне -
Уже давно забыли обо мне...
И некому на песни отозваться!
Стихотворение, датированное 1858 годом и адресованное соратникам-петрашевцам, нашло среди последних горячий отклик, о чём свидетельствовал Н. С. Кашкин. Последний откликнулся своим стихом:
Иди вперед, не унывай!
Добра и правды на дорогу
Друзей ты громко призывай.
Вперед без страха и сомненья,
И если в ком остыла кровь,
Твои живые песнопенья
Его пробудят к жизни вновь.
Комментарии
Комментарии
